Ох, и везучий ты , — говорит мне Михалыч. — Рыба при тебе ловилась… Это — раз. Мотор в море заглох — удалось починить. Это — два. И еще — три солнечных дня подряд. Я и не припомню, когда у нас была такая погода, как праздник. Это — три. Значит, приглянулся ты Командорам…
К этому моменту подобные слова я уже не воспринимал как привычный комплимент гостеприимства. За несколько дней пребывания на острове Беринга мне пришлось с избытком хлебнуть всего: откровенной лжи при включенном диктофоне, радушности, за которую тут же предъявляли баснословный счет, и еще… мерзопакостной погоды.
Когда это все кончилось — мне действительно показалось, что я — очень везучий. Только появилось ощущение, что здешняя троекратная северная надбавка к зарплате точно так же применяется и к местным радостям, и к бедам, и к плохой погоде. Просто каждому — свой черед. На Командорах нужно лишь терпение и время, чтобы дождаться хорошей последовательности.
На самом деле «Везучим» назывался морской бот, на котором мы шли за красной рыбой. Миха — Михаил Яковлев — хозяин этого судна, меня в самом начале предупредил: «Условия – спартанские!» Что это такое – пришлось сразу почувствовать, как только вышли из бухты: в лицо — леденящий ветер, в ноги — «гопак» от океанской качки. А мое место — на палубе, с предупреждением капитана Олега Суркова: «По правому борту лучше не ходить. Там стойка сломана. Веревочный поручень только для видимости».
За бортом, даже по забывчивости, оказаться не хочется. Купальной сезон здесь никогда не открывается. Обычная температура воды — 4-6 градусов… А на боте нет даже шлюпки. Как и многого другого. Такое чувство, что это судно делалось не для рыбаков, а для рыбы. Вот и получилось в итоге грузовое корыто с дизельным мотором.
Не так давно нынешний капитан «Везучего» тоже был владельцем подобной посудины. Промысел вели семейным подрядом. Но с рыбой им не повезло. В итоге — все отдали за долги. Теперь у Олега Суркова — вторая попытка рыбацкого счастья. Причем период золотой путины наступает на Командорах только раз в году. И все знают: красная рыба может и не прийти к берегу. А вот кредиторы там будут ждать обязательно…
Двигатель на «Везучем» заглох часа через два нашего плавания. Разорвало приводной ремень. Миха этому не удивился: «Его нужно было еще в прошлом году заменить». Но, несмотря на такое предвидение, — запасного ремня на боте не было.
Ветер усиливался. Тихий океан швырял нас как хотел. Когда бот разворачивало вдоль волны – внутри все обрывалось посильнее, чем на «американских горках». В этих условиях туалет под названием «за борт» тоже был экстремальным аттракционом. Но другой возможности справлять нужду на судне не было.
Включили транзисторный приемник. В новостях сообщили: возле Камчатки шторм отправил на дно МРС вместе с командой. Наш бот был похлипче. Но эту тему никто не обсуждал.
Боцман Михалыч (как выяснилось – отец Михи) активно пытался из разных тросов сплести новый ремень. Приблизительно каждый час проводились испытания. Двигатель урчал минуту. Другую. А затем мотор в клочья разрывал веревочное кольцо. Наступала тишина. Появлялся Михалыч и без слов выбрасывал лохмотья за борт.
После многочисленных попыток он перестал заглядывать в машинное отделение и начал всматриваться в очертания острова.
— Далеко нас уже унесло, – грустно сообщил Михалыч.
Я согласно кивнул и почему-то спросил:
-- А как будет по-алеутски ремень?
— Ч-а-а-х ч-у-у-х.
— Чах чух?
— Нет. Неправильно, — удивился моему произношению Михалыч. – «Ха» нужно говорить протяжно, будто храпишь.
— А у нас есть хоть какая-то надежда, что мы зачах-х-чух-х-аем?
— Сказал почти верно, — прокомментировал Михалыч и тут же завершил урок алеутского: — Рыбу пойду ловить. О пропитании надо думать. Народу вон сколько!
А я пошел к Михе отдавать свой брючный ремень. Он был фирменный, кожаный, с необычным замком-защелкой… Но жалко уже ничего не было.
— Слабоват будет, — отверг мой дар Миха. — Дерматиновая фигня – это, а не ремень.
— А если вырезать кольцо вон из того кухтыля?
Миха посмотрел на огромный красный пластиковый поплавок для океанских сетей и неуверенно покачал головой.
Темнело. На горизонте показались странные тучки с черным подбрюшьем.
— На Байкале таким манером сарма с гор срывается. Жуткий ветер. У вас не так? – спросил я.
— Нет. Ненастье у нас приносит южняк. Вот тогда заштормит! – ответили мне.
Через час задул ветер с юга. Тот самый «южняк». Такой же холодный, как и северный.
Погреться на «Везучем» можно было только чаем. «Камбуз» в крохотном носовом трюме открылся ненадолго. Огонь в печке-буржуйке развели из дощечки, на которой мы сидели на трюме. Больше дров не было, как и единственной лавочки.
— Кит… Кит!!! – закричал мне Леха. – Скорее идите снимать.
