— Стали готовить мою книжку, — рассказывает дальше дедушка Цыдып. — Пришел в издательство. А там макет уже сделали. Читаю. Вижу – строчек в конце не хватает. Отрезали. Я-то знаю, что их сам написал. Но нету! А в них весь смысл был. Не помещались,

говорят. Выбросили. Я как закричу редакторше: ты что же с… делаешь?! Они остолбенели все. Смотрят на меня круглыми глазами… Понимаешь, не знал я тогда, что в издательстве нельзя материться. Привык, как у проводников почтово-багажных вагонов… Я же этим самым проводником почти всю жизнь проработал. А там, пока не выматеришь всех, груз не погрузят и не заберут вовремя. Я думал — и здесь так надо. Провели со мной беседу, и с тех пор — не матерюсь больше в издательствах. Отучился. Я ведь теперь к большой культуре приобщаюсь. Призвание в себе открыл.

…Увидев в его книжке рисунок страшного человека, спросил: кто это?

— Черт, — пояснил дедушка Цыдып. – С натуры рисовал.

— ???

— В зеркало на себя смотрел и тушью набрасывал. Ведь чертей и духов человек сам в себе носит, и сам же от них потом и страдает. – И долго после этого смеялся.

НАЙТИ И УДЕРЖАТЬ

Свои книги дедушка Цыдып обменивает «в деревнях на продукты и деньги». Заодно предлагает и сувениры-самоделки. Наибольший успех был, когда за рублевую книжечку ему дали три литра сметаны! Правда, некоторые не верят в его авторство, выговаривают ему: «Хвастун ты! Чужое продаешь!» Он не обижается, потому что совсем недавно сам считал писателей – небожителями. А как повращался в их среде, понял: «Совсем не боги они. Водку так же пьют, как мы, и интриги плетут. Один мне позавидовал даже. Сказал: мы годами ничего опубликовать не можем, а этот, старый-молодой, книжки одну за другой выпускает!»

Дедушка Цыдып уверял меня, что деньги под матрацем долго хранить нельзя. От этого человек портится. Поэтому, как накопит немножко, сразу куда-нибудь уезжает. Заграничные путешествия любит больше всего. Признается, правда, что без щедрости спонсоров его книжек, не видать бы ему ни Дрезденской галереи, ни Эйфелевой башни.

Особенно понравился ему Париж. А вот в Египте… Все было хорошо. Но поселили его одного в огромных апартаментах. Переборщили с гостеприимством. Жутковато ему было жить в таком гостиничном номере. Точно так же маленькие дети боятся больших помещений. А вот космос у дедушки Цыдыпа страха не вызывает: «Всегда человеку нужно жизненное пространство вдали».

БОЙСЯ БЛИЖНЕГО

— Больше половины моих помощников – русскоязычные люди, — рассказывает о своих иркутских друзьях дедушка Цыдып. - С ними допоздна сидим, книжками занимаемся. И они меня у себя ночевать оставляют, когда трамвай перестает ходить. Как свои мы. Только смущают они меня сильно. У вас, у русских, есть такая привычка… Женщины при встрече целуют. А у искусствоведки муж есть… И я каждый раз боюсь, как бы он чего не подумал и не начал меня за это тарабанить. Но, пока он со мной культурно обходился…

Я, кстати, женщин за это не осуждаю. Каждая из них ищет того, кто получше… Рыба ведь тоже ищет, где глубже… Естественный процесс. Но я сейчас от дамочек стал отходить. Одна при всех сказала: я бы за этим симпатичным старичком ух бы, как поухаживала! А я ее на место поставил. Сказал: я симпатичный, пока мои ноги двигаются. А в Доме престарелых знаешь, сколько неходячих симпатяг? Два корпуса. И, напиваются они, чтобы быстрее умереть. Потому что никому не нужны… Ух бы, как ты там за ними поухаживала, говорю…

В книжке «Алчешь чужого – свое потеряешь» есть такое изречение Цыдыпа Будаева: «Бойся ближнего – дальнему ты не нужен».

— Мне демократия толчок дала, — уверенно говорит дедушка Цыдып. — Если бы не она, я бы книжки не начал писать. Все стало можно: ездить по свету, встречаться с любыми людьми, рассказывать, что в Бурятии есть ламы… Когда в Москве был, к Зюганову на митинг пробрался. Ему свои книжки с автографом подарил, а он мне свою дал… Зюганов тоже, как обычный человек. Правда, правителем хочет стать… Но обратной дороги к старому уже нет.

— Вы ему это тоже сказали?

— Слушай, политика очень опасная штука… Мне бы не проболтнуться с тобой. Ты же видишь, как, с подходом разговариваешь… Не загреметь бы куда…

— Времена-то другие.