С большой долей вероятности Россия могла бы не иметь нынешнего Дальнего Востока. И на месте сегодняшних — Владивостока, Хабаровска и Благовещенска — были бы китайские или английские мегаполисы. Если вы считаете это большим преувеличением, вам следует напомнить, как мы лишились территорий Русской Америки, которыми сейчас владеют США.
И хорошо бы не забывать, что в 1854 году англо-французская эскадра из 6 кораблей, с общей численностью экипажей — 2600 человек, и более чем 200 орудиями, заявилась с войной на Камчатку и неоднократно штурмовала Петропавловск. В том сражении 
захватчики потерпели поражение. Мало кто знает, но в нашей камчатской земле так и остались лежать около трёхсот погибших непрошенных гостей вместе со своим английским главнокомандующим, контр-адмиралом Дэвидом Прайсом.
Кстати, о необходимости защиты Камчатки, за несколько лет до этого вторжения, писал обеспокоенные письма в правительство генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьёв. Прямо указывая, что Англия имеет намерение захватить российскую территорию. Причём, опасности подвергалась не только Камчатка, но и китайские земли, прилегающие к Амуру. Потому что к этому времени британцы победили в войне 1842 года китайцев и хотели полного господства в регионе. Муравьёв понимал каким может быть развитие ситуации: «…иностранцы займут устье Амура, поставят там свою крепость, и пароходы их пойдут по Амуру до Нерчинска и даже до Читы».
Пётр Шумахер, служивший чиновником особых поручений при Николае Муравьёве, впоследствии написал, что «генерал-губернатор Западной Сибири князь Горчаков, тоже выразил свои опасения за будущность вверенного ему края. Он конфиденциально сообщил князю Чернышеву, что Амур для России лишнее, что неизмеримые дебри от Якутска до Камчатки и к Охотскому прибрежью являют собою границу, не требующую охранения».
Он был уверен, что опасность исходит прежде всего от сибиряков-россиян: «…жители Сибири отнюдь не питают к России той привязанности, которой льстит себя генерал Муравьёв». «Что будет, — спрашивал он, — если народонаселение сблизится с англичанами и американцами, которые примут на себя лёгкий труд внушить народу, что ему за своё золото удобнее получать от них то, что поныне доставлялось из России, и что в случае нужды они поддержат эту сделку оружием?»
А дальше принципиально важное из того, что последовало, после получения этого тайного послания: «Князь Чернышев… доложил письмо Государю, прося учредить Комитет для обсуждения вопроса о возможности отложения Сибири от России. Государь, прочитав письмо, изволил сделать следующую резолюцию: «Будем иметь в виду, по приезде генерала Муравьёва». Мало кто знал, что Николай Первый, видимо тоже понимая силу правительственного противостояния, разрешил Муравьёву вести переговоры с Китаем самостоятельно, не подчиняясь министру иностранных дел и военному министру. Беспрецедентный случай.
Невероятно, но это реальный факт истории России. На высшем государственном уровне, в середине девятнадцатого века, обсуждался вопрос утраты не только Аляски, но и Сибири. И находились высшие чиновники, которые не видели в этом трагедии. Эти «неизмеримые дебри» им были не нужны.
Пётр Шумахер прямо писал об этом: «…Несмотря на неутомимую административную деятельность генерал-губернатора Восточной Сибири в Петербурге всё было вооружено против Муравьёва». Необходимо пояснить, что это было связано ещё и с борьбой нового губернатора с гигантской коррупцией в этом крае, которую расплодил его предшественник. Доходы от добычи золота, серебра и торговых операций, рекой текли мимо казны.
Следует уточнить, что Восточная Сибирь тогда административно простиралась не только до Тихого океана, но и дальше, включая Курильские, Алеутские острова, и Аляску. И именно о вероятности утраты этой огромной территории Николай Муравьёв писал брату Валерьяну: «Жаль мне будет Восточной Сибири… Жаль великой её будущности, которая уничтожается петербургскими интригами, потомство проклянёт их... Жаль мне Государя, которого так дерзко обманывают, как я вижу по делам. Возрождение Сибири довершило бы славу его великого царствования, но приближённым его это не нужно, им нужны деньги, деньги, деньги».
Многие тогда считали бессмысленным, что-либо создавать в «ледяной пустыне». Но Муравьёв настойчиво писал «Если бы вместо английской крепости стала в устье Амура русская крепость, равно как и в Петропавловском порту в Камчатке, и между ними ходила флотилия, то этими небольшими средствами на вечные времена бы обеспечено для России владение Сибирью и всеми неисчерпаемыми её богатствами». И этот план начал воплощаться под его руководством ещё до вторжения англо-французской эскадры.
Он самолично побывал на Камчатке. На долгие времена став единственным губернатором, посетившим этот отдалённый край. Именно по его указанию там стали строить оборонительные укрепления и были установлены артиллерийские батареи. Что в последующем, как раз и позволило одержать героическую победу над англо-французами. Причем, русские солдаты сражались настолько самоотверженно, что однажды пошли в штыковую атаку на французских десантников. И те, не выдержав натиска, бежали. Хотя по численности они имели почти пятикратное превосходство.
Благодаря Николаю Муравьёву появились тогда в разных местах на Дальнем Востоке российские крепости и были основаны Владивосток, Хабаровск, Благовещенск. Он не побоялся организовать плавание по Амуру, на которое не давал согласие Китай. Но Муравьёв решился показать, что у соседней страны есть достоинство. И по реке проплыли сотни больших и маленьких российских судов. Огромные средства на это выделили местные купцы из Иркутска и Красноярска. Именно в Сибири, по инициативе Николая Муравьева, тогда был сделан первый полностью отечественный пароход. И он возглавил это грандиозное плавание, с доставкой вооружения, провианта, солдат и поселенцов. Таких массовых сплавов было проведено несколько.
Не получив от Государя разрешения на перевод в Сибирь армейских частей, он добился создания казачьего войска для защиты территории. А в устье Амура стал создаваться морской порт.
Ослабленный Китай, не захотел войны с Россией. А Россия согласилась «дружить» с ним против возможных стран захватчиков – Англии, США и Франции. По заключённым договорам, без единого выстрела, российскими стали территории, равные двум Франциям. Это был выдающийся дипломатический успех. Мудрый и прагматичный.
Будучи ещё губернатором Тульской губернии, Николай Муравьёв напрямую заявил Николаю Первому о необходимости отмены крепостного права. Возможно за это его и отправили в Сибирь. Но в Сибири он тоже думал об эффективном управлении и не боялся тревожить верхи. Здесь Муравьёв выявил опасность, которая исходила не только от высокопоставленных столичных чиновников. Были и местные хищники. О них он написал главе государства: «Я нашёл здесь весь народ под влиянием и в руках, богатых торговцев, промышленников и откупщиков, и всех чиновников правительственных, почти без исключения, на содержании и в услугах тех же богатых людей».
Этот хищный класс, по его убеждению «ко всему равнодушен, кроме своих выгод, и, за немногими только исключениями, нет почти и надежды возбудить в них те высокие чувства, которыми гордится и славится всякий Русский; а между тем они не только не лишены свойственного Русским смысла и предприимчивости, но и превосходят в этом жителей внутренних губерний, что весьма естественно по самому роду их занятий».
Николай Муравьёв понимал важность для Сибири не только военной защиты и экономических преобразований, но и нравственных изменений. «Страна эта будет со временем, — писал он, — много значить для великой России…».
Когда на российской пятитысячной купюре самого высочайшего достоинства появился силуэт графа Николая Муравьёва-Амурского, было много написано о его выдающейся личности. И это справедливо. Но при этом были стыдливо упущены два важных момента.
Первый. Именно он писал ещё во времена Николая I о необходимости уступить Русскую Аляску Соединенным Штатам для укрепления с ними тесной связи и для того, чтобы сосредоточить все силы на развитии Дальнего Востока. Он предполагал, что Штаты «неминуемо распространяться» по всему континенту и мы всё равно лишимся своих владений. Подобного «распространения» не произошло. Канада и Мексика до сих пор не поглощены США. Но Аляску мы потеряли.
Второй умалчиваемый момент. Николай Муравьёв, подал в отставку, когда его начинания перестали поддерживаться, вступившим на престол Александром Вторым. Он уехал жить в Париж. И жил там до самой кончины. Иногда приезжая в Петербург на заседания Госсовета. Но обвинения в не патриотизме здесь надуманы.
Его женой была француженка. Когда он предложил выйти ей замуж, она приехала в Россию. Выучила русский язык. Приняла православие. И в течение многих-многих лет неотлучно следовала в поездках за мужем. Побывав с ним в самых отдалённых уголках Сибири, безропотно живя в некомфортных условиях. Её стали именовать на русский манер Екатериной Николаевной. И в её честь была даже названа казачья станица в Амурской области — Екатерино-Никольское, существующая до сих пор. За всю историю такого не удостаивалась ни одна жена губернатора.
Огромный памятник Николаю Муравьёву-Амурскому установили в Хабаровске в конце девятнадцатого века. Пришедшие к власти большевики сбросили его с постамента. И на его место водрузили скульптуру Ленина. Они даже не понимали насколько это выглядело уродливо. Во всех смыслах. Но главное — это было издевательством над заслуженной памятью. В простонародье это прилепленное изваяние прозвали «пигмей на постаменте».
Памятник Николаю Муравьёву-Амурскому, восстановили через столетие, когда рухнул Советский Союз. Его прах в 1991 году перевезли из Франции и захоронили во Владивостоке. Уважение к личности и заслугам этого человека, в полной мере, ещё только восстанавливается…
Иногда, обращение к прошедшему заставляет по-иному взглянуть и на нынешнее. Для многих сегодняшних высокопоставлен-ных чиновников тоже нужна не Россия, а деньги, деньги, деньги… И в этих условиях тоже кому-то приходится управлять государством. Из числа тех, кому прежде всего нужна Россия.
ВНИМАНИЕ!
